Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова, ритмы расплёскивались о белый кафель стен и фаянс унитаза, струились, точно волшебная поющая влага. В детстве я часто слышал эту песню. Помню, Тупицын вывез нас с матерью в Крым на свою биостанцию, и настырный фламинго выплясывал каждый вечер на ближней дискотеке. А потом, спустя пару лет, куда-то подевался из радио и телевизора.
Когда я стряхивал последние капли, пришла идея. А что, ес-ли захватить из подсобки бутыль для кулера? Понятно, что она, может, и не нужна в данный момент, но по-любому же пригодится и вообще как-то разрядит обстановку вокруг меня: “Я никакой не враг, я вам попить приволок…”
“Ты ведь видишь, мы с тобою не отбрасываем тени… Это царство привидений!..”
На этих словах песня резко оборвалась, словно я, спустив воду, смыл и её. Отчаянно пузырился бачок, словно втягивал газировку. От шипящей этой тишины стало тревожно – почти так же, как в первые минуты в “унизительном катафалке”.
Невнятно бормотали, бредили трубы на проточном языке. Я почти насильно, чтобы заглушить безмозглый испуг, подумал: интересно, а не специальная ли у них тут музыкальная подборка – по теме? “Царство привидений” показалось мне исключительно удачным определением для гробового производства.
Из подсобки я взял не одну, а сразу две бутыли – мне подумалось, что так моё появление будет выглядеть эффектнее. Отяжелевший почти на сорок литров, я поднимался по гулким ступеням. Я понимал, что конструкция предельно прочная, но всё равно создавалось ощущение, что лестница вот-вот провалится под моим весом.
На этаже было пусто. Странно, что туалет находился внизу, а пахло почему-то здесь, причём какой-то младенческой ссанинкой. Я помнил этот памперсный душок ещё по комнатке братца Прохора.
Дверь конференц-зала была настежь распахнута, и крикливые подвыпившие речи звучали в коридоре так же отчётливо, как если б я находился там, в невидимой компании.
Директора “Гробуса” я определил даже не по голосу, а по очередной скабрезной истории. “Неисправим!” – как говорила “три в одном” Ольга Германовна.
– …А тёлочка, между прочим, не хухры-мухры, а из подтанцовки Лады Дэнс!
– Пиздишь! – ухнул кто-то.
– А чё нет? – с весёлыми нотками оскорбился Чернаков. По блуждающему звуку я догадался, что он не сидит, а расхаживает. Наверное, с бутылкой – подливает.
– Нахуй ты ей сдался, Ладе Дэнс?!
– Да не самой Ладе! Ты б слушал внимательней! Я же говорю – с подтанцовки бабец! Помните старый клипак, где она под Мадонну косит? Леди ту найт, леди ту найт, девочка-ночь меня называй!.. Моя была та, которая справа! Блонда. Короче, весьма козырная тёлочка! Но пизда у неё… Не знаю, как сказать… С кислинкой! Ну, такая, как если кончиком языка батарейку потрогать…
– Началось, блять! – раздался негодующий возглас. Это, похоже, вмешался Шелконогов. – Серёга, ёб твою! Хуле ты позоришься?!
– Димон, а чё такого-то?! Ещё скажи, что бабе никогда не лизал!
– Я-то нет! А вот ты – да!
– А что такого? – спросил под общий хохот Чернаков. – Если по гамбургскому счёту, каждый мужик хоть раз за жизнь хоть одной бабе да отлизывал!
– Я вот, к примеру, ни одной, – пробасили из угла.
– Уверен? Даже когда рождался?! – язвительно уточнил Чернаков. – Касался же пизды всеми частями тела? Да? И ртом тоже!..
– Серёга, вот чё ты гонишь? Мать ещё сюда приплёл! Договоришься однажды!
– Типичная тюремная казуистика, вывернутая наоборот, – заметил кто-то.
– Валерий, не быкуй! – миролюбиво попросил знакомый дребезжащий тенорок. – А то ты Сергея первый день знаешь!
– Так с тёлкой что в итоге?! – требовательно постучали по столу. – С пиздой-батарейкой?
– Серёг! Какой-то ты слишком жизнелюбивый для гробовщика! – мне показалось, что это произнёс Пенушкин. – Тебе бы с твоим темпераментом лучше секс-шоп держать!
– А не вижу противоречия! – возразил Чернаков. – Вот я лет пять назад в “АиФ” интервью Германа Стерлигова читал. Так вот, сам Герман Стерлигов заявил…
– Что, когда он в детстве мультфильм “Маугли” смотрел, у него тоже на Багиру хуй вставал? – перебил бас.
Грохнуло хохотом. Я тоже заулыбался, потому что прозвучало это очень смешно. Но, не успев толком порадоваться, болезненно сжалось сердце. Тотчас вспомнилось, что в этой весёлой похоронной команде я теперь лишний…
– Не-ет! – пытался перекричать Чернаков. – Он сказал: “Нет ничего более жизнеутверждающего, чем гроб!” Но у Багиры реально был дико сексуальный голос! Только не в мультике, а на пластинке! Первая эрекция на Багиру!..
Брюзгливый тенорок Мултановского негромко обратился к кому-то:
– Где этот отморозок шляется? Сколько ссать можно?
– Поискать? – прозвучал шелестящий голос, очевидно, Катрич.
– Не надо…
– Андрюхе он основательно так по еблу насовал!.. – басовито заметили. – И Рыжему тоже.
– А Никите не насовал?! – съязвил Мултановский. – До сих пор отлежаться не может. И страдает по девке этой! Тьфу!.. Позор, блять!..
Я вздрогнул и попятился подальше от дверного проёма. Говорили, оказывается, обо мне.
– Хуйня это, – я узнал голос Беленисова. – Никитос вообще в Тунисе вторую неделю с бывшей бухгалтершей своей.
– Свиркиной? – восхитился Чернаков. – Танюха ж вроде замуж вышла!
– А чего нам не сказал?.. – недовольно сказал Мултановский. – Не по-товарищески как-то. Тайно взять и улететь…
– Андрей Викторович, он тебе отчитываться вроде не обязан, с кем и когда ему отдыхать.
– Просто Никитос, – разъяснял кому-то Шелконогов, – лифтёр, как и Валерка. Младший Кротец тоже бугаистый! Поэтому с таким противником только дистанция! И прицельно в голову клепать: ту-ду, ту-ду! Двоечками!.. И мавашами вдогонку – ту-дух! – Что-то со звоном покатилось по столу, упало.
– Ты, ебанутый, сядь! Поломаешь всё!
– Да я подниму!..
– Димон, я не понял, а кто, бля, здесь лифтёр?
– Я ж не в обиду, Валерк! Ты гиревик бывший, как и Никита, а драка – это другое.
– А ничё, что я вольной борьбой вообще-то занимался?!
– Гы-ы! – хохотнул неопознанный шутник. – Вольный борец по плаванию со штангой!
– Алё, народ! Про тёлочку из Лады Дэнс слушать будете?!
Мне показалось, наступило оптимальное время для появления. Я выразительно потопал, кашлянул и ввалился в конференц-зал:
– Здорово, мужики! Куда водичку поставить?
Оглянулись Мултановский и Пенушкин. Ещё секунда у меня ушла, чтобы вспомнить Богдана Снятко. На похоронах тучного чиновника Чегодаева обстоятельный помощник Мултановского вроде был усат, а нынче сбрил свою жиденькую растительность. Один гость оказался неизвестен – ничем не примечательный мужик с моложавым лицом, но полностью седыми волосами.